new  " По старым гулким улицам" - слова А.Грунтовского,  Музыка, исполнение Татианы  Чусловой


new  " Вечерняя прогулка"  - слова А.Грунтовского,  Музыка, исполнение Татианы  Чусловой

Из  "Моя родословная"

Стихотворения
(1982 - 2003)

        Родина

Страна блаженных и юродивых,
Умов великих и сердец,
Моя осиновая Родина,
Ты непосильный тянешь крест.
Мне - небо синее твое,
Свет куполов, озер и речек,
Мне ветер сам в лесах поет
На всех немыслимых наречьях.
Когда огонь Тебя сжигал,
Звончее делалась в горнилах
И от царя до мужика
Музыкой речи говорила.
Прости сынов, что не вернем,
И тех, что странствуют далече...
Их строк коррозия времен
От нашей боли не излечит.
За что ж и мне такая боль
И красота такая в яви!
Моя любовь, моя юдоль,
Ведь мы судьбы не разделяли -
Синица в небе с журавлями!
                                     82

      *   *   *
За что я российской белёсою
Дорогою с детства влеком...
За то, что под каждой берёзою
Под горло подкатится ком...
За то, что под каждой ракитою
Оплакана чья-то судьба...
Молчат за спиною убитые,
Да плачет под ветром труба...
За то, что приходят с вопросами,
Когда ты уснул за столом...
Вернувшись, с солёными росами
Родные глаза застаём.
                                        83



Из книги ««Путешествие в Петербург»
     (1982 - 89)

         Ночь

Слова непрочны и печальны,
Душа колышется, как сад.
Сомкнувшись зябкими плечами,
По крыше дерева шуршат.
Приходит осень, с нею - проза,
Спадают яблоки, стуча...
На сердце чисто - в небе звездно,
Моя растаяла свеча.
Померк во мраке лист волшебный
И сад разбойничий притих,
А я прикован за ошейник
И от бумаги не уйти.
Так все далеко, все не четко,
Чуть слышны ходиков шаги...
И терн по стеклам скрипнул чертом,
И сердце екнуло в груди.
Пора, пора перо забросить
И провалиться в забытье...
И видеть сны и эту осень,
И строфы сделать из нее.
Но полночь гукнет перестуком
На станции, что за версту,
И поезд жалобно аукнет
И прогрохочет на мосту...
И, словно кадры киноленты,
Протащит окна через ночь,
Где в суете запечатлены
Кому хочу - но чем! - помочь...
Уже затих... и не увижу
Поспешных жестов, губ и глаз...
И я пишу, любовью движим,
Покуда боль не улеглась...
                                       86

(Из письма другу)
 
На сердце тяжесть – снежный ком,
В природе – снега изобилье…
Когда забыли Музы дом,
Друзья – я верю, – не забыли.
Все реже письма. Снег и снег…
Ночь на исходе… Беспокойство…
Как будто кто проводит войско,
Ступая молча следом в след.
Прильну к окну – какая тишь!
Мерцает черное пространство…
Возьмусь писать и выйдет: «Здравствуй!
Надеюсь,
                скоро
                          прилетишь…»
Возьмусь читать – века… Шекспир…
Ну что же, сыгранем на славу!
Вокруг зима лежит как саван,
А Новый Год – безумный пир.
Кричишь в руках у повитух,
И вот уже выносят тело…
Пока душа не отлетела,
«Страданье просветляет дух».
Я просветлен. До дыр. Насквозь.
Во мне ни пятнышка, ни точки…
Перед глазами пляшут строчки:
«Быть иль не быть.
                                Вот в чем
                                                 Вопрос…»
«…безропотно терпеть…» – терплю.
«…позор судьбы…» – позор ли… кара.
Полёт – паденье – жизнь Икара.
Полет… паденье…Или сплю?
А может сплю?.. Откуда смех?..
Могильщик, что шутил над прахом:
«…так гибнут замыслы, с размахом
в начале обещавшие успех…
…и вянет как цветок…» - какой цветок?
«… решимость наша…» - я решим, как прежде
И белый парус, как крыло Надежды,
Все манит… то на юг, то на восток…
«…когда б не страх страны…» - нет, страха нет
«…откуда нет возврата…» - нет возврата…
- Послушай, Гамлет, подождем до завтра,
А завтра… будет утро, - будет хлеб.
Но нет. Пора… «дальнейшее – молчанье…»
Ложится снег, невозмутимый снег!
И мы ступаем молча, следом в след,
Неся печаль, как пики за плечами.
Ночь на исходе. Холод. Тишина.
Мерцает, раздвигаяся, пространство…
Возьмусь писать и выйдет слово: «Здравствуй!»
И все, наверно…
                             драма не нужна.
                                                                 31.12.86


             *  *  *

Долина смотрит нелюдимо,
В ней бродит ветер нищ и бос...
Дождя завеса, струйки дыма
И космы мокнущих берез.
Мы не вернемся в это лето,
Нам не вернуть, и не собрать
Лучей в разрывах туч и веток,
И гроз июльских благодать,
Движенье потемневшей речки,
Ничком к земле припавших трав,
И двух счастливых человечков,
Уснувших, рук не разорвав...
Перемещенье тьмы и света,
Печаль и радуг полукруг,
И запах, запах, запах лета,
Любви, покосов и разлук.
                                          88


         Русь

Колокол, с небес низринутый,
Русь покрыл чугунным куполом
И поля необозримые,
И леса ее укупорил.
Захлебнулося движение,
Мысль божественная замерла,
Предрекая поражение
Под кровавым нашим знаменем.
Все, что свято, что юродиво,
Под колпак железный кануло...
Обезноженная Родина -
Головища великанова.
                                     89


             *  *  *
Еще не свет, еще его предтеча -
Его зачин.
Еще не свет, уже, уже не вечер -
То шаг в ночи.
Распался сон и двинулося нечто,
Мираж исчез...
За горизонтом Бог вздымает свечку
И плавит лес.
Еще не свет. Но льется ярым воском
Взахлеб почти...
Сквозь мрак, сквозь бред бегут по перекресткам
Его лучи,
Трубя точь-в-точь, как в день, когда сжигая
Душ слабых свет,
Взорвется ночь и встанет Жизнь Живая,
И смерти нет...
                       91
 

   Памяти Цветаевой

Как же вам, Марина, не сиделось
На Земле, на месте нашем лобном...
Как же вам, Марина, не смотрелось
На безумье наше на циклопье...
Как же вам, наверно, не любилась
Суета коморок и гостиниц,
Как же вам, наверно, не входилось
В этот мир, где все мы загостились!
Как же вам, Марина, не хотелось
Нарушать веление Господне...
Как же вам - Бог знает! - не летелось
Просветлевшем чревом преисподни.
Как же вас оплакать на отлете -
Сколько слов замученных, заветных...
Но поэта, нет - не отпоете -
Не успеть за молнией, за ветром!
Как же вам, Марина, не проснуться
В каждой строчке, вздрагивая жилкой,
Как же вам, Марина, не вернуться,
Обернувшись звездочкой, снежинкой...
Разлетевшись серебристым смехом,
Всколосившись золотистой нивой...
Ведь полвека - это не помеха -
Мы вас ожидаем терпеливо.
 
                                            91
           Утро

Какая тишина навеки,
Душа, как даль обнажена.
Молитвою о человеке
Судьба моя обожжена.
Какие краски есть у Бога,
Какие звуки на земле!
Как строки плавятся убого
В сердечной алчущей золе.
Как взглядом жадно пробегаем
Святой предутренний простор!
И все, чем мы пренебрегаем,
В сей мир явившись на постой,
Вдруг проявляется, как чудо,
Вдруг отверзает небеса...
Мы сознаем, что не отсюда
Звучат над нами голоса.
И сами мы - на миг всего лишь -
В пространстве этом разбрелись,
И что судьбы не приневолишь,
А за судьбою - Суд и Высь...
                                             92


               (Ивик)

Мирты и яблони. Утренний сад.
Плещет заря покрывалом крылатым.
Нежные лавры и розы по скатам...
Ветер доносит слова невпопад.

Где-то бессонно звенят соловьи,
Выше - бегут облака-колесницы.
Строки вчерашние, как не свои.
Сон, ускользая, висит на ресницах.

Это объятие, утро, окно -
Все еще снится - и кубок упавший...
Низко грачи пролетели над пашней.
Жизнь пролетает, а нам - все равно...

Волосы льются твои под рукой.
Мы пробуждения вовсе не жаждем.
Домик, как томик распахнут... Другой
Вижу тебя и не вижу вчерашней.

Спи. А улитки ползут в тишине...
Спи. Разбиваются волны о скалы...
Спи. Ты меня еще мало ласкала -
Плакала много - не спя - обо мне.
                                                         91


    Покаянный канон

Снег ложится на Русь
Между мной и тобой,
Как последняя грусть
На глаза пеленой.
Снег ложится на нас
Через версты и тьмы,
Как спасительный глас
На века немоты.
Снег ложится, как суть
Ускользающих лет,
На заснеженный путь,
Запорошенный след.
Снег ложится, как жизнь
На нетронутый лист…
Так кружись и кружись
Под полуночный свист.
Но светает, а снег
Все идет и идет...
То вдруг встанет на век,
А Россия в отлет
Поднимается вверх,
Как во сне, как во сне...
Прямо в небо без вех,
Натыкаясь на снег.
Покаянный канон
О Великом Посту.
Русь плывет, словно звон
Ко Христу, ко Христу...
Но кончается снег
И кончается звон -
Златоглавый ковчег
До крестов занесен.
                               92

 

Из книги «Другое я» (1994 – 96)
           
 

             *  *  *
Был город на свете, который во сне
Я видел сквозь стон немоты.
Я знал повороты и улицы все,
Где мне померещилась ты.
В нем крыши лепились и этак, и так,
И плыли куда-то мосты...
И тополь качался, и пух не мостах
Кружился - и все это ты.
И небо стояло, и город летел,
Где флюгеры, трубы, кресты...
И я бы помчался, куда захотел,
Но там оставался, где ты.
А время сочилось по плитам и плоть
Устала и изнемогла...
И сны за грехи мои отнял Господь
И город окутала мгла.
Потухли каналы, окно, и звезда...
И дом заволакивал мрак.
И в памяти всплыло лишь где, а когда,
И что ты... и кто ты... и как...
Все стерто, все смыто. Все реже сквозь сон...
Твои переулки пусты.
Октябрь заносит опавшим листом
Разъятые наши мосты.
                                     94

             *  *  *
Тема - город, плата - жизнь.
Мы в расчете, мы в расчете.
Кто кричали мне: «Держись!» -
Их по пальцам перечтете.
Все, кто верил, кто молил,
Их уж нету, их уж нету.
Тема - те, кого любил,
Запропали где-то, где-то...
Тема - вера, тема - смерть,
Реки, улицы, каналы,
Все, что велено не сметь,
Все, что было мало, мало...
Что уйдет в небытиё…
Тема - дождь в окне и ветер.
Мы в расчете за неё
И в ответе, и в ответе...
                                    94

             *  *  *
Устал Господь глядеть на нас,
Земля носить устала...
И вот уж ангел вострубил...
Но мало, мало, мало!
И свет померк и град упал
Кипящего металла.
Но вавилонский блуд гудел:
Все мало, мало, мало...
Открылась бездна и река
Во мраке запылала.
И сокрушились города,
Но мало, мало, мало.
А души праведных Господь,
Хранимых от начала,
Над Вавилонами вознес...
Их мало, очень мало...
                                    95


Из книги «Моя родословная»
      (1996 – 2003)
                         


                *  *  *
Перестану ждать,
Перестану жить,
Перестану - жаль! -
По странице плыть.
От строки к строке
Ровно в два гребка
По судьбе-реке...
Глубока река.
Перестану петь,
Перестану быть
И такое ведь
Тоже может быть...
От строки к строке
На одном глотке,
По судьбе-реке
На твоей руке...
                        99

 
   Прощание

Под ногами желтый лист,
Это значит скоро осень.
И в трубе полночный свист
Стал протяжен и несносен.
Значит, время уезжать -
До весны прощаться с лесом...
Лист осиновый дрожать
Начинает мелким бесом.
Вечерами льет туман
Молоко свое в ложбины...
Я печальный наш роман
Дочитал до половины.
Мы расстанемся на том,
Что уже близки морозы,
На лице земли святом
Мироточат реки-слезы.
В серебро и хрустали
Их скует мороз суровый...
Воскресение земли
По весне свершится снова.
Но не ведает никто
Что свершится с человеком:
Мы расстанемся на том,
Как на этом... свете этом...
                                       99



             *   *   *

Лист осиновый жестяный
Под ногою шебуршит.
Погостили мы гостями
И пора, пора спешить.
Журавли, гагары, гуси
Потонули в небеси,
Небо выгнули над Русью,
Перекрыли пол-Руси.
Можжевеловый, осенний
Лес на солнышке дрожит...
Попрощались все со всеми
И далече путь лежит.
Мы с тобой осиротели,
Полетели б весело...
Чтоб душа в уставшем теле
Поднялася на крыло.
Синий сумрак разрезая,
Тень по нивам побежит...
Русь минуется земная -
Путь в небесную лежит.
                                    2000



Моя родословная
          “Славянские ль ручьи сольются в русском море,
          Оно ль иссякнет?  вот вопрос...”
                                                                            А. С. Пушкин
  
Я родился в Питере,
Говорят, что в свитере,
Меня сестры вытерли
Да пустили в мир.
Бабка ярославская,
Дедко переяславский,
А другой прадедушка -
Польский бомбардир.
Он побит Суворовым -
Времена суровые.
Вот бредет закованный,
Не кафтан - сто дыр...
По этапу русскому
Грустному, грустному...
- Нет Фомы Грунтовского! -
Хватился конвоир.
У Фомы был сын,
У сына - дочка
Маруся, Маша, Манечка -
Бабушка моя.
У нее два братчика
Были в Красной армии,
А другие двое -
Те за Колчака.
Был брат пятый,
Убит в год проклятый
На самом рубеже
При корниловском мятеже.
Он, кстати, имел Георгия
За брусиловский прорыв
И золотое оружие
Лично от батюшки-царя.
И еще, кстати,
Когда осталась бабушка одна
И никого из братьев,
И ничего от царя...
И была блокада и муж убит,
А во дворе штабеля из мертвых - такой вот вид.
Взяла она лопату и пошла на могилу Володи,
Что бы золото сменять на хлеб...
Но опоздала совсем немного:
Могила разрыта и ничего в ней нет.
А на Сенной продавали студень с человечьими
                                                                              ногтями,
А бабушка верила в Сталина до конца.
Белые сгинули, красных сослали,
У моего у папы не было отца.
Перед самой войной он жил под Псковом.
Было солнечное затмение - все баловались,
                                                                    кто как мог.
Но с диким ревом неслись коровы
Не разбирая троп и дорог...
А в Питере из Бадаевских крысы поперли -
Текли по Обводному за рядом ряд...
Риббентроп и Молотов спали спокойно,
Но крысы-то знали, что их разбомбят!
Детдом попал в окружение к немцам,
Пять дней по болотам бежал на восток...
Над головою то “мессер”, то “хейнкель”...
А тыщи детишек - в вагон, под замок...

А другой мой дедушка - Петр Михайлович Рукинов
Пришел в Питер в девятьсот двенадцатом году
Из деревни, от голоду.
Три войны отпахал от звонков до звонков,
А вот гражданскую отсидел в хлеву.
Ходил на маевки - казаками бит,
Послушал Ленина у себя в цеху...
И вот в семнадцатом он сбежит,
Поскольку не верил ни в Чеку, ни в Цеку.
Бабушка - Анна Семеновна Груздева - из соседней
                                                                     деревни, но вот
Наступил переломный год...
А для крестьянства, пожалуй, и век:
Дедушка с бабушкой снова в побег...
Груздевых много по Волге и Котросли,
Словно груздей на сыром на бору...
Первый боец по деревне и в волости
Прадед Семен уходил на войну.
Бог знать, служил Симеон у Суворова...
Он ли побил под Варшавой Фому?
Двадцать пять лет без укора и норова
Выждала Сему невеста в дому.
“Грузди” плодились, ветвились и выросли:
В каждой избушке по десять детей...
Но налетали идейки, как вирусы
Самых безумных и чуждых затей.
Ноне деревня моя запустела,
Было когда-то два-сорок дворов.
Груздевых нету - покончено дело -
Грузди порезаны сворой воров...

Два маминых брата в 41-м сгорели под Питером
                                                                                в танке,
А самого младшенького Бог взял у них,
Потому что осьмушка буханки
Плохо делится на троих.
В 43-м дед был под Синявино, а бабушку нашу
Отправили с мамой на большую землю.
Детей погрузили отдельно в баржу,
А матерей в другую - отдельно.
Немец прилетел, поглядел, где дети,
Их и накрыл, а мам не тронул...
Много чудесного есть на свете:
Сделал круг - поглядел, как тонут.
Из всех детишек одного лишь успели -
Вытащил матросик маму мою...
А Ганс или Фриц доложил, что цели
Накрыты в лихом воздушном бою.
Было. Все было. Продотряд. Продразверстка.
Заем. Продналог. Комбед и колхоз.
Сибирь и блокада - об этом не надо...
И праздник Победы над морем слез.
А теперь все вместе лежат на “Красненьком”
Со Казанской Божьей Матерью под общим крестом:
Бабушка с дедушкой, с маленьким братиком,
С доченькой... Но только сейчас не о том...

Тысячи тысяч судеб понакручено,
Не зарекаясь тюрьмы и сумы...
Все-таки доля нам выпала лучшая -
Родина вечная - вы все да мы!
Снова приду с сыновьями на кладбище -
Верный кусочек Святой той Руси:
Все кто пред Богом, под Богом и там еще -
Кто на дороге пока в небеси.
                                            2000.
 

Июнь. Июль. Август…

Поле белой кашки,
Белая река,
Белые барашки
Пеной с молока…
Сыплет белой солью
Солнышко с небес.
Белый, белый, сонный
От черёмух лес.

А июль весь синий, -
Синяя река.
Дремлют над Россией
В сини облака.
А над этой синью
Звёзды высоко…
Вечер – сизый Сирин
Опустил крыло…

Август спелый, праздный –
Яблок не собрать.
Он в рубахе красной
Хочет загулять.
Ягода-малина
Стелет ему путь…
Красная рябина,
Горькая чуть-чуть.
                         2002

      Рябина
 
Рябина, рябина, рябина…
И горько, и терпко во рту.
Любила, любила, любила…
И я же любил… да не ту.
Пропала, пропала, пропала
Навек и уже не вернёшь…
Две строчки срифмуешь – всё мало,
Две жизни едва ль проживёшь!
Осталось, осталось, осталось
Покаяться - хоть бы на треть…
Как пламя заката металось,
Стараясь скорей догореть…
И гроздья валились под ноги,
И мялся их жертвенный сок…
Как много забыл я… и многих…
Вот только рябины не смог...
                                         2002 

       *   *  *
Клал я злато по сини
И опять, и опять...
Все икону России
Помышлял написать.
Коль не краской, так словом...
Не кружи, воронье!
Затуманился снова
Лик нетленный ее.
Речку каждую, рощу,
В рощах тех - голоса...
По наитью, на ощупь
Все писал и писал...
Наших предков усопших,
Во грехах и святых:
Не могилою общей -
Светлым сонмом живых...
Пусть другие допишут,
Если я упаду,
Пока ангелы в вышних
Поднимают трубу...
Пока тянутся губы,
Пока ладится медь,
Пока страждущих губит
Неуемная смерть...
И покуда по силе,
И покуда дышу -
Я икону России
В ваших душах пишу.
...Пусть хоть самую малость -
Сердцу, а не уму,
Чтобы после осталось
Помолиться чему.
                               2001.