13 сентября 1920 г. В.Н.
Муравьев подал прошение в Духовный Собор Лавры с просьбой принять его в
число братии, на что получил согласие и первое монастырское послушание
- послушание пономаря [15, 16]. В это же время послушницей
Воскресенского Новодевичьего монастыря стала супруга Василия
Николаевича - Ольга[17]. Все имевшееся Муравьевы пожертвовали на нужды
обителей. Только в Лавру Василий Николаевич передал 40 000 рублей в
золотой монете - по тому времени целое состояние!
Уже 26 октября владыка Вениамин
благословил постричь в монашество
послушника Василия Муравьева одновременно с Ольгой Муравьевой. 29
октября 1920 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) постриг
послушника Василия Муравьева в монашество с наречением ему имени
Варнава в честь духовного отца, старца Варнавы Гефсиманского [18].
Тогда же в Воскресенском Новодевичьем монастыре Петрограда была
пострижена в монашество Ольга Ивановна Муравьева с наречением ей имени
Христина.
Свершилось! Исполнилось заветное желание
Василия Николаевича Муравьева.
Цель, к которой настойчиво и терпеливо он шел почти сорок пять лет,
была достигнута.
Вскоре брата Варнаву рукоположили в
иеродиакона, поставив заведовать
кладбищенской конторой [19, 20]. Послушание на кладбище, доставшееся о.
Варнаве, было одним из наиболее сложных в обители. Страну охватило
пламя междоусобной брани. Красные убивали белых, белые убивали красных.
На Никольском, Тихвинском и Лазаревском кладбищах плач стоял
непрестанный. В храмах Александро-Невской Лавры отпевание следовало за
отпеванием, панихида - за панихидой.
Провожать почивших, утешать родных и
близких погибших... Это была
первая школа духовного врачевания и наставничества, которую прошел
будущий о. Серафим, вырицкий старец-утешитель, молитвенник за сирот и
страждущих, предстатель пред Господом за всю землю Русскую.
Всех поражала его необыкновенная
целеустремленность и строгость к себе:
в редкие свободные часы о. Варнаву часто заставали в обширной
библиотеке Лавры, ночи же напролет проводил подвижник в молитвенном
предстоянии Господу, так что свет в окнах его келлии бывал виден до
самого рассвета.
Активное участие принимал о. Варнава в
деятельности Александро-Невского
братства защиты святой православной веры - самого массового
церковно-общественного движения Петрограда начала 20-х годов.
Иеромонахи Гурий и Лев (Егоровы), стоявшие у истоков братства, были
ближайшими духовными соратниками иеродиакона Варнавы, особенно о.
Гурий, впоследствии - митрополит.
Это время для Александро-Невской Лавры было крайне тяжелым. Богоборцы
постоянно вмешивались в монастырские дела, чинили, как только могли,
различные административные препоны.
Тем не менее, монашеская жизнь в Лавре
не только не угасла, но
переживала небывалый подъем. Обитель была настоящим центром церковной
жизни Петрограда - открылся пункт сбора средств для помощи голодающим,
часть помещений Лавры была отведена для инвалидов войны, шел сбор
пожертвований от богомольцев на содержание детей, оставшихся без
родителей, неимущие ежедневно обеспечивались бесплатными обедами.
Работу пункта питания для голодающих вместе с иеромонахом Гурием
организовал о. Варнава.
Именно в это время сложились
удивительной теплоты отношения между
лаврским иеродиаконом Варнавой и митрополитом Вениамином. Смиренный и
кроткий, владыка был человеком удивительной доступности. В обычае у
него были ежедневные прогулки по Никольскому кладбищу Лавры, где
находилась контора о. Варнавы. Таким образом подвижники имели
возможность часто видеться и беседовать о многом.
11 сентября 1921 г., в день Усекновения
главы святого Иоанна Предтечи -
подвигоположника и покровителя монашества - митрополит Вениамин возвел
о. Варнаву в иеромонаха [21]. И здесь заметно особое смотрение Божие об
о. Варнаве, сподобившемся соединить ангельский чин иночества с
благодатию священства именно в этот иноческий праздник, день усиленного
церковного поста и сугубого покаяния.
Вместе с благим игом священства понес
иеромонах Варнава и новое
послушание - главного свечника Лавры [22, 23, 24, 25]. Должность была
весьма хлопотная и ответственная. В полной мере пригодились здесь о.
Варнаве прежние коммерческие знания и навыки. Однако, участвуя в
хозяйственных делах Лавры, о. Варнава никогда не забывал об иноческом
делании - о молитве и духовном совершенствовании, а также о долге
священника.
Служение о. Варнавы всегда отличалось
неподдельной искренностью. Как
вспоминают очевидцы, за Литургией лицо его озарялось духовной радостью,
и неслучайно, что на богослужения с участием иеромонаха Варнавы
(Муравьева) всегда собиралось множество народа. Все стремились
послушать его проповеди, отличавшиеся простотой и доступностью.
Сказывался многолетний опыт подвижничества в миру. Бывший петербургский
купец хорошо знал жизнь людей разных сословий от простолюдина до
утонченного интеллигента, их духовные нужды и затруднения. Именно в это
время души многих верующих потянулись к простому и кроткому о. Варнаве.
Все шире становился круг его духовных чад, а у дверей его келлии все
чаще стали появляться посетители, пришедшие за духовным советом и
утешением.
Руководство преподобного Варнавы
Гефсиманского, приобщение к церковной
традиции и опыту святых отцов послужили кратчайшим и удобнейшим путем
его восхождения к старчеству.
Велика сила двухтысячелетней духовной
преемственности Святой
Православной Церкви! Всего два года минуло с той поры, как вступил о.
Варнава на путь иночества, а за советами и окормлением к нему уже
обращалась большая часть лаврской братии и даже видные деятели и
иерархи Церкви - наместник Лавры, епископ Петергофский Николай
(Ярушевич), руководитель Александро-Невского братства, епископ
Ладожский Иннокентий (Тихонов), архимандриты Гурий и Лев (Егоровы).
Своих советов о. Варнава никому не навязывал, но и не оставлял
вопрошающих без ответа. Кроткий иеромонах всегда умел терпеливо
выслушать и успокоить всех, кто приходил к нему со своими недоумениями.
Отвечал же неспешно, с истинным духовным рассуждением. Тянулись к о.
Варнаве и миряне, ибо одним своим видом вызывал он доверие и сердечное
расположение даже у тех людей, которые видели его впервые.
20-е годы... Для Русской Православной
Церкви это было время особых
испытаний - время, когда познавалась истинная крепость людей; тогда
один день стояния в Божественной истине мог равняться целым годам жизни
в прежние, спокойные времена, в которые исповедовать свою веру можно
было открыто и без всякой опаски. Гонения на верующих не только не
прекращались, но становились все более лютыми. Репрессии против
духовенства и монашествующих, насильственное изъятие церковных
ценностей, ущемление духовного сословия в гражданских правах... Никто
из иноков Лавры, выходя утром к богослужениям и на послушания, не был
уверен, что вернется к вечеру в свою келлию.
Особой скорбью отозвались в душе о.
Варнавы аресты его ближайших друзей
и сподвижников: владыки Петроградского Вениамина, епископа Ладожского
Иннокентия, епископа Ямбургского Алексия (Симанского), епископа
Петергофского Николая (Ярушевича), архимандритов Гурия и Льва,
иеромонаха Мануила, многих других братчиков и насельников Лавры.
Несомненно, что именно эти события стали
для о. Варнавы еще одним
поворотным моментом в преображении его души, в преодолении последних
земных привязанностей и желаний. Опасения за судьбу близких ему людей
встречались в его сердце с горячим желанием разделить с ними подвиг
исповедничества и мученичества за Христа. Как невосполнимую утрату
переживал о. Варнава расстрел большевиками владыки Вениамина -
несравненного наставника и близкого друга.
Итогом этого нелегкого времени стало
прошение иеромонаха Варнавы
(Муравьева) о поездке на родину для встречи с больной матерью. Он
спешил отдать последний сыновний долг, чтобы вслед за тем устремиться к
высотам духа, куда восходят не иначе как через полное отречение от мира
и внутреннее безмолвие...
Вместе с арестами пришли новые скорби. На этот раз связанные с
обновленческой смутой.
17 июля 1922 г., едва только о. Варнава
успел вернуться из поездки к
матери на родину в Ярославскую губернию, в Лавру явился обновленческий
"архиепископ"-самосвят Николай Соболев и заявил о своих правах на
Лавру, потребовав прекратить возношение за богослужениями в Лавре имени
Святейшего Патриарха Тихона.
Власти явно потворствовали обновленцам.
"Красными двадцатками" была
захвачена даже часть лаврских храмов и строений. Вслед за этим
обновленцы попытались образовать свой "церковный совет", чтобы взять
власть в Лавре в свои руки или, по крайней мере, ограничить полномочия
монашеского Духовного Собора Лавры.
Сознавая, что само существование
Александро-Невской Лавры находится под
серьезной угрозой, архимандрит Иоасаф, управлявший тогда обителью,
основные усилия направил на то, чтобы отстоять Лавру от разорения и
сохранить братию. Решение, принятое им, было компромиссным: формально
признать обновленческое "епархиальное управление" и прекратить
поминовение Патриарха Тихона за богослужениями, однако, вместе с тем,
управлять Лаврой самостоятельно и не допускать никаких новшеств, широко
практикуемых обновленцами.
Среди лаврской братии возникли
разногласия. И в этот момент иеромонах
Варнава (Муравьев), духовник обители архимандрит Сергий (Бирюков) и
иеромонах Варлаам (Сацердотский), пользовавшиеся большим духовным
авторитетом и уважением в Лавре, выступили с увещанием пребывать в
послушании руководству Лавры. Они призывали братию не вступать с
раскольниками в евхаристическое общение, но, вместе с тем, принять
временные внешние уступки, ибо в противном случае братии угрожают
немедленные репрессии, а монастырь будет неминуемо упразднен и
разграблен богоборцами.
Время доказало правильность их выбора.
После освобождения из заточения
в июне 1923 г. святителя Тихона Лавра вернулась под патриарший омофор.
Стараниями ее руководителя архимандрита Иоасафа, поддержкой о. Варнавы
(Муравьева) и его сподвижников удалось сберечь обитель, а братия,
пройдя многочисленные скорби и испытания, укрепилась духом и была
готова послужить Господу с новым усердием.
Нелегко было монашествующим сохранять
внутренний мир в это смутное
время. Тем заметнее для всех в Лавре были спокойствие о. Варнавы и его
покорность воле Божией, удивительным образом сочетавшиеся с
непреклонной решимостью следовать истине. Вместе с духовником обители
архимандритом Сергием (Бирюковым) в эти тревожные годы он стал
настоящей опорой для братии, тяжко переживавшей как нападки на Церковь
извне, так и внутрицерковные разделения и соблазны.
Во всем - и в молитве, и на послушании,
и в самоотверженном служении
людям - подавал о. Варнава пример истинно монашеской ревности о
Господе, трудолюбия и терпения. Отдавая безусловное предпочтение
духовному, о. Варнава, вместе с тем, служил образцом собранного и
скрупулезного ведения монастырских дел.
Неудивительно поэтому, что в скором времени после описанных событий
руководство и братия Лавры решили избрать иеромонаха Варнаву
(Муравьева) членом Духовного Собора, с назначением его на один из
ключевых административных постов Лавры - пост казначея.
Как ни стремился о. Варнава к уединению
и отрешению от мирских забот,
тяжелейшая работа распорядителя денежных средств обители, связанная с
постоянной ответственностью за ее финансовое положение и
взаимоотношения с властями и официальными инстанциями, была принята им
с истинно монашеским смирением и послушанием воле Божией. Аккуратность
в денежных расчетах, желание безупречного порядка во всех хозяйственных
делах, вошедшие в привычку, не допускали даже маленькой неточности или
поблажки. Поэтому часто случалось так, что оформлением документации и
деловых бумаг, различными выкладками и начислениями о. Варнаве
приходилось заниматься далеко за полночь.
Немалых сил стоило и участие в Духовном
Соборе Лавры, заседания
которого проходили 3-4 раза в месяц. Как удавалось неутомимому
подвижнику совмещать свои послушания с непрестанной молитвой,
богомыслием и пастырской деятельностью, остается тайной, известной
только Господу.
В
течение второй половины 1926 г. архимандрит Сергий (Бирюков) стал
готовить о. Варнаву к принятию послушания духовника. С любовью
наставлял он своего преемника, который с ответной любовью принимал эти
наставления.
Требования, которые предъявлялись к духовному руководителю Лавры, были
весьма высокими. В "Определении о монастырях", принятом на
Всероссийском Поместном Соборе 1917-1918 гг., говорилось о
необходимости иметь в обители старца, начитанного в Священном Писании и
святоотеческих творениях, способного к духовному руководству. По
традиции члены епископата Петроградской и Новгородской епархий
окормлялись у духовника Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. Уже
само слово "старец" обязывало к очень и очень многому...
При постриге в великую схиму он был наречен именем Серафим
Поэтому перед тем как начать свое
старческое служение, о. Варнава
выразил желание облечься в великую схиму. Точная дата принятия о.
Варнавой (Муравьевым) великого ангельского образа пока не установлена.
Известно, что произошло это на рубеже 1926-1927 гг. При постриге в
великую схиму он был наречен именем Серафим в честь святого
преподобного Серафима Саровского чудотворца, которому всеми силами
стремился подражать о. Варнава в течение всей предыдущей жизни.
В жизнеописании прп. старца Варнавы
Гефсиманского, изданном в 1907 г.,
есть упоминание о неком его духовном сыне, петербургском купце В. Н.
М-ве, видевшем удивительный сон. Наш читатель без труда узнает здесь
Василия Николаевича Муравьева, которому Промыслом Божиим через двадцать
лет суждено было стать духовником Свято-Троицкой Александро-Невской
Лавры.
"Виделось мне, - говорил он, - будто я
иду на богомолье в Никольский
монастырь, что близ моей родины в Гороховецком уезде (неподалеку от
Иверско-Выксунского женского монастыря, основанного преподобным отцом
Варнавой. Прим. авт.) Во сне дорога показалась мне незнакомою, и я
блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идет старец с сумой за
плечами и в руках топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него,
как пройти в Никольский монастырь. Старец сказал: "Пойдем, проведу
тебя, я туда же иду". Вглядываясь в своего спутника, я признал в нем о.
Серафима (святого прп. Серафима Саровского) и сам спросил у него:
"Батюшка, вы будете отец Серафим?" "Да, я Серафим", - ответил мне
старец и мы продолжали свой путь по лесу. Отец Серафим остановился
подле попавшегося нам большого пня и сел на него, положив около ног
суму и топорик. Сел рядом с ним и я. Вдруг с другой стороны от меня
неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня так, что я оказался
среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались между
собой и стали что-то говорить. Но что они говорили между собой, я не
мог понять и проснулся". Батюшка Варнава, выслушав этот рассказ, только
весело заметил: "Ну вот, был между нами, а не слыхал, что говорили!"
[26].
Какой дивный сон! Лес - дебри мирской
жизни, путеводитель - святой прп.
Серафим Саровский, а встретившийся в пути странник - блаженной памяти
духоносный старец Варнава. Тогда, в пору своей духовной молодости,
будущий иеросхимонах Серафим (Муравьев) не мог понять, о чем говорили
незабвенные старцы, однако, он был уже рядом с ними и шел с ними одним
путем. Куда? В монастырь, к Николаю угоднику...
В пророческом сне открылась Василию
Муравьеву его глубокая мистическая
связь с этими великими подвижниками. С необычайным благоговением
относился он к обоим старцам, постоянно призывал их в молитвах, и не
случайно его первое монашеское имя - Варнава, а второе - Серафим.
Вскоре по принятии о. Варнавой великой
схимы состоялось общее собрание
братии Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. На нем иеросхимонах
Серафим (Муравьев) был избран духовным руководителем и членом Духовного
Собора Лавры. Прозвучали теплые напутственные слова, и смиренный инок
приступил к несению своего нового послушания.
Молва о благодатном старце о. Серафиме
широко разнеслась по северной
столице и за ее пределами. Многие люди тогда пребывали в растерянности:
как быть дальше? Безбожие все укреплялось, а Церковь была все сильнее
гонима. Как уберечься самому, уберечь своих ближних от этой волны
надвигающегося зла? С раннего утра до глубокой ночи стекалось к келлии
батюшки все больше людей, ищущих благословения, совета в трудных
обстоятельствах, молитвенной помощи и утешения в скорбях. Он стал
воистину народным духовником.
Сочетая в себе высочайшие духовные дарования с богатым практическим
жизненным опытом, о. Серафим был поистине незаменимым наставником. Для
всех он был одинаково доступен, для всех находил слова отеческой любви.
Была в его образе какая-то особая теплота, так что человек, однажды
пришедший к нему, запоминал эту встречу на всю жизнь.
Под его окормлением находилось множество
духовных чад - мирян, иноков,
священников и архиереев Русской Православной Церкви, среди которых
епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев) и епископ Колпинский
Серафим (Протопопов) - будущие новомученики; епископ Петергофский
Николай (Ярушевич) - впоследствии митрополит Крутицкий и Коломенский.
Воистину неисповедимы пути Господни - еще в 1920 г. архимандрит Николай
(Ярушевич), будучи наместником Александро-Невской Лавры, постриг в
монашество Василия Николаевича Муравьева, а спустя всего несколько лет
епископ Николай (Ярушевич) стал духовным сыном старца иеросхимонаха
Серафима (Муравьева). По-прежнему приезжал окормляться к духовнику
Александро-Невской Лавры и архиепископ Хутынский Алексий (Симанский) -
впоследствии, с 1945 по 1970 гг., Патриарх Московский и всея Руси
Алексий I.
Чуть позже, в 1928 - 1929 гг., тесная
дружба связала о. Серафима с еще
одним выдающимся иерархом Русской Церкви - митрополитом Серафимом
(Чичаговым) * {Расстрелян большевиками в 1937 г. Деянием Архиерейского
Собора Русской Православной Церкви от 19 февраля 1997 г. митрополит
Серафим (Чичагов) причислен к лику священномучеников.}. В это время
владыка Серафим стал правящим архиереем Петроградской епархии и,
подобно многим, избрал себе руководителем лаврского духовника о.
Серафима. Общий для обоих небесный покровитель - прп. Серафим Саровский
и Саровские торжества 1903 г., старец Варнава и Гефсиманский скит, в
котором в 1898 г. владыка Серафим принял иночество, св. прав. Иоанн
Кронштадтский, бывший митрополиту Серафиму духовным отцом... Все эти
события и образы по-особенному сближали двух пастырей. В течение двух
лет иеросхимонах Серафим и владыка Серафим взаимно исповедовались и
окормляли друг друга.
... В конце 1927 г. архиепископ Алексий (Симанский), управлявший тогда
Новгородской епархией, приехал к духовнику Александро-Невской Лавры за
советом и молитвой. Он находился в смятении, так как очень опасался
очередного ареста и гонений за свое дворянское происхождение. "Отец
Серафим, не лучше ли мне уехать за границу?" - вопросил архиерей.
"Владыка! А на кого Вы Русскую Православную Церковь оставите? Ведь Вам
ее пасти!" - последовал ответ старца. - "Не бойтесь, Сама Матерь Божия
защитит Вас. Будет много тяжких искушений, но все, с Божией помощью,
управится. Оставайтесь, прошу Вас..." Владыка Алексий тотчас же
успокоился и навсегда оставил мысли об отъезде за границу.
Так о. Серафим предсказал владыке
Алексию его будущее служение за 18
лет до избрания на патриаршество. Указал лаврский схимник будущему
Патриарху и срок его первосвятительского служения - 25 лет. Таким же
образом неоднократно подавал он неоценимые советы и другим своим
духовным чадам.
Смиренный старец переживал все скорби
подопечного глубже того самого:
"Ну что же мы за монахи! Все грешим да грешим... Ну да ладно, сынок,
Бог простит нас, если с сегодняшнего дня положим доброе начало - будем
противостоять греху и виновнику его, диаволу..." Что тут сказать в
ответ? Вразумленным ученикам оставалось только благодарить Господа за
то, что имеют такого наставника и молитвенника. Людские сердца сами
открывались на голос любви и сочувствия, а старец от всей души
сорадовался с радующимися и скорбел со скорбящими, давал полезные и
обстоятельные советы по деловым вопросам и был по-отечески ласков с
детьми и пожилыми людьми.
Говорил батюшка, как правило, коротко,
но очень сильно, вкладывая в
душу собеседника самое для нее существенное. Если требовалось,
беседовал подолгу, врачуя душевные немощи подопечных бальзамом Слова
Божия, святоотеческих наставлений и мудрых советов, проверенных на
собственном духовном опыте.
Чутко сопереживая чужим скорбям, о. Серафим ощущал на себе телесные
страдания и немощи болящих, горевал вместе с кающимися и чувствовал
тяжесть их грехов. Никого никогда не осуждал, а все грехопадения людей
приписывал лишь злобе врага рода человеческого: "Старайтесь хранить
себя от сетей, расставленных вне и внутри человека и всячески прикрытых
подобием правды. Они легко познаются по тому, что лишают душу мирного
устроения. Где нет мира, там козни врага спасения. От Христа исходят
истина и святое смирение. Мир Христов - свидетель истины", - так, по
воспоминаниям ближних, назидал батюшка Серафим ищущих Господа.
Его сияющие голубые глаза, казалось,
заглядывали в самую глубину души
исповедника. Порою одной, кротко произнесенной фразой, он несказанно
ободрял своих духовных чад: "Молись...", "Терпи...", "Господь умирит
злобное сердце...", "Святой преподобный Серафим поможет...", "Господь
исцелит...", "Николай угодник вразумит твое чадо...", "Матерь Божия не
оставит землю Русскую..." И сбывались слова старца - отступали скорби и
невзгоды.
Отца Серафима отличало постоянное
благоговение перед судьбами Божиими.
К тому же благоговению и покорности Богу приводил он и своих духовных
детей. "...Всемогущий Господь управляет миром, и все, вершащееся в нем,
совершается или по милости Божией, или по попущению Божию. Судьбы же
Божии непостижимы для человека. Три святых отрока в пещи Вавилонской
исповедовали Бога и воистину верили, что все духовные и гражданские
бедствия, попущенные на них и на израильский народ, попущены по
праведному суду Божию. Только такое воззрение на сущность всего
происходящего привлекает в душу мир, не попускает увлекаться
разгорячением, направляет зрение ума к Вечности и доставляет терпение в
скорбях. Да и сами скорби представляются тогда кратковременными,
ничтожными и мелочными.
Не сетуй на тяжесть креста, в день
скорби поведай печаль Твою Господу,
и Он утешит тебя", - наставлял батюшка тихим и мягким голосом, в
котором всегда звучали какие-то особенные, теплые нотки.
Смирение - божественное свойство, возводящее человека от земли к небу,
туда, где находится истинное Отечество наше. Туда, где вечное и
незаходимое Солнце наше - Христос, где веселятся праведники в обителях
света. Туда-то, к вечной радости, в горний Иерусалим, и возводил
мало-помалу души своих подопечных отец Серафим. Земное и временное
никогда не заслоняло от его духовных взоров блаженной Вечности. К этому
приучал батюшка и своих духовных детей.
"Уж сколько мы от Бога ни бегаем, все равно никуда не уйдем! Будем же
умолять Господа, чтобы сохранил Он нас в верности Святой Православной
Церкви", - с чувством глубокой веры говорил батюшка. По его советам
многие оставляли греховную жизнь, стремились к духовному
совершенствованию, забывая мирские привычки и пристрастия.
К концу 20-х годов относится одно из
наиболее ранних свидетельств о
благодатном даре батюшки исцелять больных. Женщина, одержимая нечистым
духом, полностью избавилась от его власти сразу, как только о. Серафим
помолился над нею и помазал елеем от лампады. Вот как об этом
рассказывают родственники старца:
... Келлия батюшки находилась на втором этаже Феодоровского корпуса
Лавры. Если о. Серафим не принимал исповедников в Свято-Троицком
соборе, то нескончаемая вереница посетителей тянулась сюда, к дверям
его келлии. Здесь, возле Казанской иконы Пресвятой Богородицы, образов
великомученика и целителя Пантелеимона и прп. Серафима Саровского*
{Согласно завещанию старца иеросхимонаха Серафима (Муравьева), эти
иконы ныне находятся в храме в честь Казанской иконы Пресвятой
Богородицы поселка Вырица.}, стоял аналой с Евангелием и крестом.
Однажды к батюшке привели женщину,
которая никак не могла войти в храм
- ее начинало трясти так, что она даже руку не могла поднять для
крестного знамения.
Увидев ее, о. Серафим кротко сказал: "Давайте вместе помолимся", - и
встал на колени перед иконами рядом с несчастной... После молитвы он
взял масло из неугасимой лампады, горевшей пред иконой Божией Матери, и
крестообразно помазал болящей лоб (так, следуя апостолам, всегда
поступал прп. Серафим Саровский). Женщина тут же упала и стала
неестественно корчиться. Раздался грубый, душераздирающий собачий лай.
Старец быстро накрыл голову страждущей епитрахилью и стал читать
молитву. Больная начала понемногу утихать, а затем и вовсе успокоилась;
когда же она пришла в себя, то ничего не помнила...
В дальнейшем не раз приходила она
благодарить батюшку за исцеление,
говоря, с какой радостью посещает теперь богослужения - ноги будто сами
в храм несут...
Часто люди, у которых по советам подвижника устраивалась жизнь,
приходили с искренними слезами благодарить его, на что смиренный
схимник кротко отвечал: "Что я? Преподобного Серафима благодарите - это
по его молитвам нисходит к немощам нашим Небесный Врач...", "Это
Всеблагая Царица Небесная из беды вас вызволила - по вере вашей да
будет вам..."
И кто знает, какие глубины совершенства
скрывались за этой внешней
простотой? Служение братского и народного духовника о. Серафим совмещал
с прикровенным деланием великосхимника. Ночами предавался старец
молитве за весь мир, а утром вновь спешил к ожидавшим его
многочисленным исповедникам. Сам Господь укреплял его силы, даровал
телесную бодрость и остроту ума в том каждодневном служении, нести
которое - не в человеческих воле и силах.
В смутное время в келлии о. Серафима
сходились пути многих людей,
ревновавших об истине. Смиренному схимнику было свыше открыто то, чего
не мог постичь обычный человеческий ум. "Ныне пришло время покаяния и
исповедничества, - укреплял всех о. Серафим, - Самим Господом
определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не
помилует Россию, бессмысленно идти против Его святой воли. Мрачная ночь
надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и
горестей. Поэтому Господь и научает нас: "Терпением вашим спасайте души
ваши" (Лк. 21, 19). Нам же остается только уповать на Бога и умолять
Его о прощении. Будем помнить, что "Бог есть любовь" (1 Ин. 4, 16), и
надеяться на Его неизреченное милосердие..." Многим в ту пору советовал
батюшка обращаться к молитве Иисусовой: "Непрестанная молитва покаяния
есть лучшее средство единения духа человеческого с Духом Божиим. В то
же время она есть меч духовный, истребляющий всякий грех". Старец
предвидел усиление открытых гонений, когда вся Россия превратится в
единый концентрационный лагерь, и умная Иисусова молитва, которой
нельзя забывать его духовным чадам, станет добрым средством спасения
христианской души, оказавшейся в условиях безбожного государства.
Исполненный Христовой любви, о. Серафим
жалел всех людей и горячо за
всех молился, особенно за отступивших от Бога и противящихся Ему.
Заповедь Господню о любви к врагам и гонителям (Мф. 5, 44 - 48) старец
воспринимал как необходимое условие истинной жизни во Христе, как закон
жизни вечной. Невыносимо скорбела душа его от мысли, что богоборцы сами
себя обрекают на вечные мучения. Великий подвижник искренне желал,
чтобы все заблудшие пришли к покаянию, познали любовь Божию и
милосердием Божиим спаслись.
Сразу после выхода известного Послания
митрополита Сергия и Священного
Синода о. Серафим твердо принял сторону Заместителя патриаршего
Местоблюстителя. Несомненно, что человек, который еще в 1927 г.
предсказал патриаршество архиепископу Алексию (Симанскому), знал о
дальнейшем пути многострадальной Русской Церкви. Всех вопрошающих он
всегда уверял в необходимости поминать имя митрополита Сергия и
существующие власти. "Так надо!" - убежденно говорил он, и ненужными
становились никакие иные, более подробные объяснения...
На поприще духовника Александро-Невской
Лавры иеросхимонах Серафим
(Муравьев) пребывал почти три года. Во время ежедневных многочасовых
исповедей батюшке приходилось подолгу стоять на холодном каменном полу
Свято-Троицкого собора. Главный храм Лавры в ту тяжелую пору за
недостатком дров почти не отапливался, и на стенах часто выступал иней.
В особо холодные дни священнослужители вместе с молящимися переходили в
церковь Сошествия Святого Духа, где было несколько теплее. Однако о.
Серафим мало заботился о собственном удобстве. Известен случай, когда
старец непрерывно принимал исповедников на протяжении двух суток.
Постоянное переохлаждение, неимоверные
физические и душевные перегрузки
(сколько чужого горя принимал на себя старец!) постепенно дали о себе
знать, и здоровье о. Серафима резко ухудшилось. Врачи признали
одновременно межреберную невралгию, ревматизм и закупорку вен нижних
конечностей. Боли в ногах усилились и стали невыносимыми. Долгое время
о. Серафим никому не говорил о болезни и мужественно продолжал служить
и исповедовать. Лицо же старца было всегда озарено такой светлой
радостью, что никто из братии подумать не мог, что батюшка в то же
время терпит настоящую муку. Порою лишь голос его становился едва
слышным. Настал день, когда о. Серафим просто не смог подняться с
постели.
Новое испытание - болезнь - принял
батюшка с удивительным спокойствием
и благодушным терпением, cловно очередное послушание от Бога. Не было в
нем ни малодушия, ни недовольства.
Непрестанно воссылая благодарения
Господу, батюшка говорил
сочувствующим: "Я, грешный, еще не этого достоин! Есть люди, которые и
не такие болезни терпят!"
Время шло, но, несмотря на усилия врачей, здоровье старца продолжало
ухудшаться. Ему шел тогда 64-й год. Появились застойные явления в
легких и сердечная недостаточность. Медики настоятельно советовали
выехать из города в зеленую зону. В качестве климатического курорта
была рекомендована Вырица. Возвышенная местность, вековой смешанный лес
с преобладанием хвойных пород, сухая песчаная почва и целебный воздух -
все это должно было благотворно повлиять на здоровье батюшки. Врачи
утверждали, что только пребывание в подобном климате может укрепить
силы о. Серафима. Старец ехать наотрез отказался - так тяжело было
расстаться ему со своим служением и со многочисленными духовными
чадами. Предвидя скорое начало новой волны гонений и полное разорение
Лавры, батюшка искренне желал разделить эти страдания со всей братией.
Однако, воля Божия о нем была иной.
Митрополит Серафим (Чичагов),
который в миру имел профессию врача, ознакомился с заключением
медицинской комиссии и немедленно благословил переезд. Смиренному
духовнику Лавры оставалось только принять это за послушание. К лету
1930 г. о. Серафим покинул город святого апостола Петра. Вместе с ним,
по благословению владыки, в Вырицу отправились схимонахиня Серафима (в
миру - Ольга Ивановна Муравьева) и их двенадцатилетняя внучка Маргарита
- юная послушница Воскресенского Новодевичьего монастыря. Они и прежде
часто приезжали в Лавру, навещая о. Серафима. Теперь уход за ним и
забота о его здоровье стали главным их послушанием.
